«Словарь литературоведческих терминов» трактует «эзопов язык» как художественную речь, основанную на вынужденном иносказании, широко использующую иронию.Сам термин возник от имени полумифического древнегреческого автора басен — раба Эзопа, жившего в середине VI века до нашей эры. Эзоп — фригиец родом, раб, но позже был отпущен на волю благодаря своей мудрости. В силу своего зависимого положения Эзоп не мог открыто излагать свои мысли и, применяя иносказание, сочинял басни из жизни животных, подразумевая людей и их пороки. Его последователями были Бабрий во II веке н.э., Авиан — в IV веке н,э., Лафонтен — в XVII веке И. А. Крылов — в XIX веке и многие другие.«Эзопов язык» широко применяется и в прозе, в частности его успешно использовал М. Е. Салтыков-Щедрин. Писателем этот язык был взят на вооружение с целью обойти «рогатки цензуры» и в то же время рассказать своему читателю о тех проблемах, которые волновали общество и писателя. Салтыков-Щедрин начал творческую деятельность еще будучи лицеистом. Уже тогда отмечалось в будущем писателе стремление к литературе и вольнолюбию.В 40-е годы начинается его писательская деятельность, и сразу же возникает прямое столкновение с самодержавной властью. В 1848 году Михаил Евграфович был арестован и сослан в Вятку за рукописи повестей «Противоречия» и «Запутанное дело». Они рассматривались как желание автора «распространить вредные революционные идеи», потрясшие всю Западную Европу.Семь с половиной лет прожил Салтыков-Щедрин в опале, но вынес из этого большие впечатления о глубинной русской жизни, которую нельзя было узнать ранее в столичных кружках интеллигентской молодежи. Он вывез из Вятки и из своих служебных поездок по просторам семи губерний «жар негодования» к бесправию, бедности и темноте социальных низов. Свои наблюдения и чувства Салтыков, «всемилостивейше помилованный» новым царем, стал претворять в художественные образы «Губернских очерков» в 1856 году. Крепостническая Русь изображена писателем во многих произведениях: «Пошехонская старина», «Невинные рассказы», «Сатира в прозе».Мощь и глубина социальной критики Салтыкова-Щедрина требовали для литературного выражения новых художественных форм, и они были найдены писателем. Одной из главных особенностей поэтики и стиля писателя становится «эзопов язык», то есть совокупность художественных приемов, придающих произведению или его отдельным элементам двузначность, когда за прямым смыслом сказанного таится второй план понимания, который и раскрывает подлинные мысли и намерения автора. «Эзопов», или «рабий», язык был одним из средств защиты щедринских произведений от терзавшей их царской цензуры. Однако значение «эзоповских иносказаний» в творчестве Щедрина не ограничивается их противоцензурно-маскировочной ролью. «В виду общей рабьей складки умов,— указывал писатель,— аллегория все еще имеет шансы быть более понятной и убедительной и главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная речь».В условиях политического бесправия при самодержавии с полностью открытым и ясным словом публично выступать могли лишь официальная идеология и поддерживающие ее консервативно-реакционные силы да безыдейная печать. Их «ясную речь» Салтыков-Щедрин называл «клейменым словарем», «холопьим языком» и противопоставлял ей богатый идейно-политическим подтекстом, внутренне свободный, не знавший никаких внешних запретов «эзопов язык» демократической литературы и публицистики. Кроме того, вынужденный прибегать к «обманным средствам» в силу политической необходимости, Щедрин нашел в них дополнительный и богатый источник художественной выразительности и тем самым превратил эту необходимость в свободу для себя как писателя. «Она и не безвыгодна,— говорил Щедрин об "эзоповской манере",— потому что, благодаря ее обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых при прямом изложении предмета не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя». В основе «эзоповской манеры» Щедрина лежит иносказание, предполагающее ориентированность сатирических сюжетов, фабул, характеров на реальные события, факты и проблемы действительности, известные читателям-современникам непосредственно из текущего жизненного опыта. Так, похищение «странствующего полководца» Редеди в «Современной идиллии», шисанное в манере фарса и гротеска, «накладывается» на реаль-1ые факты деятельности и поведения «добровольного полковод-ja» в сербской армии во время сербско-турецкой войны 1876 года дарского генерала авантюристического склада М. Г. Черняева.«История одного города» и в целом, и в отдельных своих шстях ориентирована на русскую общественную жизнь конца 1860-х годов — периода реакции после революционной ситуации начала десятилетия, что отсрочило на неопределенное время ликвидацию ненавистного «Глупова»—самодержавно-помещичьего строя. Но «историческая форма» для остросовременной сатиры в не меньшей степени способствует широкоохватному художественному обобщению действительности, связывающему настоящее с историческим прошлым, что входило в самую суть замысла'писателя.Указание Щедрина, что мракобесный персонаж «Истории одного города» Парамоша совсем не Магницкий только, «но вместе с тем и граф Д. А. Толстой, и даже не граф Д. А. Толстой, а все вообще люди известной партии», показывает, как именно понимал писатель характер типизации при помощи «исторической формы». «Эзопов язык» Щедрина имеет разнообразную«технику» — своего рода условные-«шифры», рассчитанные в ус ловиях эпохи на понимание их «читателем-другом». Наиболее часто «зашифровка» осуществлялась приемом сатирических псевдонимов и парафраз со скрытым значением: «Помпадуры» __ губернаторы и другие представители высшей администрации-«пение ура» —официальный гимн «Боже, царя храни...»; «фю_ ить» — административная высылка; «Департамент препон и неудовлетворений» — Министерство внутренних дел; «Департамент изыскания источников наполнения бездн» — Министерство финансов; «Департамент недоумений и оговорок» — Министерство юстиции. «Гневные движения истории» — революция; «люди самоотвержения» — революционеры.Встречаются и более сложные псевдонимы, рассчитанные на «вдумчивого и внимательного читателя», на помощь самого автора, предоставившего ключ для расшифровки.Важную роль в «эзоповом языке» Щедрина имеет интонация, особенно прием мнимой серьезности. Но это использовал еще Н. В. Гоголь, учеником которого считал себя Салтыков-Щедрин. Палитра смеха писателя богата и разнообразна. Стихия писателя не улыбка и юмор, не ирония, а сатира и сарказм: его насмешка убийственна, а смех сверкает грозно, как молния, и гремит, как гром из-под нависшей черной тучи.Отрицая многое в прошлом и современном ему настоящем России, Салтыков-Щедрин вместе с тем был исполнен страстной любви к своей стране и ее народу, свято верил в ее будущее. Оно представлялось писателю в «светлом облике всеобщей гармонии». Современному читателю интересны произведения Салтыкова-Щедрина. Они помогают правильно оценить обстановку, не унывать ни перед какими трудностями, верить в прекрасное будущее, о котором так страстно мечтал писатель, приближая его наступление своими талантливыми произведениями.