Поэтому наш коммунизм и наш национализм тянутся друг к другу. Идеология "зюгановской" и других наших компартий, в отличие от идеологии партий - преемниц компартий в других странах бывшего СССР и Центральной Европы, делает упор на "державности", национальных традициях, русском коллективизме и т.д. И даже самый антикоммунистический национализм фашистского толка, видящий в Октябрьской революции результат европейского заговора, вынужден у нас все-таки как-то различать "плохих" еврейских революционеров и "хороших" - Сталина и других правителей, создавших империю русского народа, и, следовательно, не может быть антикоммунистическим до конца. "Красно-коричневый" блок - явление специфически русское и глубоко укорененное в нашем сознании и нашей истории. Но в общественной и культурной жизни все взаимосвязано. Другой стороной нашей "одновекторности" национализма и коммунизма, естественно, должны быть "разновекторность" национализма и антикоммунизма. Имея на одном полюсе "зюгановцев", на другом мы получаем "Выбор России", и наоборот. Идея "России, которую мы потеряли", играет в нашей демократической антикоммунистической идеологии неизмеримо меньшую роль, чем у чехов идея о "Чехии, которую у них отняли", у эстонцев - Эстонию, которую у них тоже отняли, и т.д. Для русского демократа докоммунистическое прошлое - скорее проблема, чем опора. Ему, естественно, очень хочется найти опору в прошлом, он готов при этом на большие "уступки", например, муссируя тему трагической гибели царской семьи и полностью позабыв о всякого рода "кровавых воскресеньях" и "ленских расстрелах". Но совсем уж закрыть глаза на очевидно далекий от либерально-западнического идеала характер дореволюционного общества, на то, что именно эволюция этого общества привела в конечном счете к Октябрьской революции, он не может. Поэтому те демократы, которые уж слишком увлеклись идеей восстановления "потерянной России", естественным образом стали двигаться к блокированию с коммунистами (В. Аксючиц, И. Константинов, А. Руцкой и другие). Для "настоящих" же демократов "заигрывание" с дореволюционным прошлым и восстановление атрибутики царского времени было скорее демагогией, призванной нейтрализовать националистическое сопротивление разрушению СССР. Демократы других стран скорее "восстанавливали утраченное", у нас же - больше строили "светлое будущее". Никогда чешские, эстонские, польские демократы- антикоммунисты не назвали бы своего движения, например, "Выбором Чехии": у чехов в некотором роде нет выбора, общество западного типа - просто их естественное состояние. Для наших же демократов то, за что они борются, - это именно "Демократический Выбор России". Естественно, что отвержение коммунизма нашими демократами ("настоящими демократами") - более страстное и принципиальное. Польские, чешские, любые другие демократы не жертвовали ради отвержения коммунизма "имперским" положением своего народа и превращением значительной его части в относительно неполноправные нацменьшинства. Наши - жертвовали, и жертвовали совершенно сознательно и идейно. Главные враги, с которыми идет борьба в "переходный период", в нашей демократической идеологии также резко отличаются от главных врагов демократов других стран. Для демократов во всех странах бывшего СССР, да и странах Центральной Европы, главный враг - это "имперские силы", базирующиеся в Москве, главная опасность - "имперский реванш". Для нас - это наши собственные враждебные силы, наш, а не чужой, имперский реванш. Когда прибалты боролись с "интердвижениями" и с Москвой, они боролись с "неприбалтами", а когда с теми же интердвижениями и той же Москвой ("имперским центром") боролись наши демократы, они боролись со "своими" же, с русскими. В идеологии других антикоммунистических движений была идея общенационального сплочения, а у нас с самого начала присутствовал элемент "гражданской войны". Наконец, в той же мере, в какой более принципиален наш антикоммунизм, в такой же более принципиально и наше западничество. Для большинства других освободившихся от коммунизма народов западный тип общества - просто естественная норма, для наших демократов это скорее идеал.
|