Наверное, воспитание только тогда и станет воспитанием, когда мы научимся общаться с внутренним человеком, скрытым в каждом ребенке. Когда перестанем - или почти перестанем - думать о поведении, а полностью сосредоточимся на внутреннем человеке.
О свободе написаны тысячи книг, о свободном воспитании - сотни, но мне никогда не приходилось держать в руках книги о воспитании внутренней свободы, хотя термин `внутренний человек` встречается и в Новом Завете: `...Крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке`

Внутренний человек!
Ведь это лишь кажется, что в класс приходят девочки и мальчики в джинсах; в действительности к нам собираются внутренние человеки - у каждого ребенка свой мир чувств, мыслей, желаний и забот, у каждого внутреннего человека своя биография, нам неизвестная, каждый живет в другом мире, которого мы не видим и не чувствуем.
Мы беремся воспитывать детей, принимаем на себя ответственность за воспитание, мы лепим ребенка не по Божиему, а по своему образу и подобию, по своему усмотрению, даже не задумываясь о том внутреннем человеке, который рядом с нами. Как, по-видимому, мала та доля детского внутреннего человека, которая доступна нашему пониманию и чувству... Ведь чувствуем-то мы по аналогии: я в этом случае чувствовал бы то-то; очевидно, и ребенок чувствует то же самое. А у него все другое, его внутренний человек совсем по-другому устроен, и в результате вечная жалоба: `Родители меня не понимают`. И школа не понимает. И никто не понимает.

Ребенка это просто изумляет: ну что же тут непонятного? Ведь он-то сам живет в своем, открытом ему внутреннем мире, он-то со своим внутренним человеком сроднился, он для себя весь на виду - ему кажется, что и он всем открыт, для всех прозрачен, - что ж тут не понимать?
Поэтому-то взрослые и кажутся детям страшно глупыми людьми. Дети не могут понять, что это не глупость, а неспособность. Поэтому-то и рождается плач Татьяны Лариной: `Никто меня не понимает... и молча гибнуть я должна`.

Тут самое страшное слово - `молча`. Если никто не понимает, то никому не пожалуешься, не крикнешь, не позовешь на помощь: вот он, конец, вот гибель, - а рот заткнули, и молчи, и ни звука... Мир выступает здесь как насильник, зажавший рот своей жертве.
Эту же трагедию переживают едва ли не все дети; потому-то друг, подружка, дружба - главное в жизни ребенка и особенно подростка. Дружба детей - это соединение, встреча внутренних человеков. Это спасение. Потому-то дружба, как не раз было отмечено, и бывает настоящей лишь в юности, когда внутренний человек еще открыт. Позже с ним что-то происходит: в одних он засыпает, если не умирает, в других одевается в броню, а в третьих навсегда остается обнаженным и трепыхающимся, живым - вот им-то и труднее всего живется на этом свете.

Вот где опасность: внутренняя свобода может обернуться одиночеством, пустотой вокруг - и тогда она невыносима. Мы же из крайности в крайность: или презренная толпа, коллектив, полное исчезновение индивидуальности, заглушение внутреннего человека - или полная свобода от всех, то есть отсутствие человека рядом, отсутствие даже и нужды в таком человеке, отсутствие потребности в привязанности и дружбе.
Наверно, внутренне свободные люди вырастают прежде всего в добрых, дружных семьях, где все зависят друг от друга - и не зависят.
А может быть, есть два типа внутренней свободы: свобода, взращенная в тепле, и свобода, взращенная в холоде? Печорин, судя по всему, принадлежал ко второму типу внутренне свободных людей.
Спрашивают: как же воспитать свободного человека?

Очевидно, теплом. Свобода требует затрат человеческой энергии, и одни люди добывают свободу на собственной энергии, а у других свобода сохраняется, выживает, укрепляется за счет энергии близких, в том числе и воспитателей.
Однако это же тепло может сделать человека зависимым, нестойким, изнеженным, а не свободным.
Так что же, значит - мера? Немножко тепла, немножко холода? Золотая середина?
Но в педагогических делах не должно быть ничего отмеренного, здесь всякая расчетливость опаснее безрассудства. Сколько я видел хороших родителей и учителей, все они отдаются детям безмерно, все совершают какие-то неразумности, все бесстрашны перед будущим, все ответственны, но не боятся ответственности. Таких-то и любят дети больше всего.

Это наблюдение или, может быть, даже это правило очень важно помнить, когда мы говорим о воспитании свободы.
Свобода безмерна, неограниченна. Хотя, конечно, свободы может быть больше или меньше, но эта величина не отмеривается, не педагогическими соображениями задается, а естественно определяется величиной, степенью внутренней свободы воспитателя. Чем шире душа, чем вольнее дышит сам воспитатель, чем сильнее он как человек, чем острее его совесть - тем больше свободы он в состоянии предоставить ребенку, а вместе со свободой и тепла.

Бывает, что дети или даже целые школьные классы как бы вырываются на свободу, сбрасывают с себя иго, полностью выходят из подчинения.
Свободны?
Нет.
И теперь понятно, почему это обычно не доводит до добра и самая вольная вольница не дает свободных характеров, - потому что без тепла, в ожесточении, в сопротивлении развивается внутренняя агрессия - сначала против мира, потом против себя самого. Агрессия же несовместима со свободой.





Симон Соловейчик