В-третьих, учебник, как было уже сказано, должен помочь изжить стереотипы и предрассудки в подходах и суждениях о нациях, государствах и народах, изжить двойные стандарты в оценках `своих` и `чужих`. А сделать это можно, лишь показав вклад каждого народа в то великое общее наследие, которое называется западноевропейской цивилизацией.
Отсюда четвертое - попытаться средствами этого учебника формировать эту самую обще(западно)европейскую идентичность, чувство принадлежности к общей культурной традиции, объединяющей - несмотря ни на что - немцев и французов, англичан и итальянцев, испанцев и норвежцев, `варягов` и греков.
Думаю, едва ли найдется человек гуманистических убеждений, который нашел бы принципиальные контраргументы этим подходам. Учебник, написанный с этих позиций, просто обречен на успех и абсолютную востребованность.
Но наступил `момент истины`: книга пришла в школы Европы, легла на столы представителей педагогической и политической элиты - и не была признана удачной, мало того, из всего этого опыта был сделан общий вывод: впредь подобных дел не затевать, поскольку, как всякая идеальная модель, они в принципе не могут быть реализованы в форме, равно приемлемой для всех. А принцип Совета Европы - принцип консенсуса.
Что же не `сработало` в столь красиво задуманном проекте? Почему книга, которую так интересно читать, осталась просто книгой, а не стала учебником? Не только потому, что авторы не предусмотрели в ней свойственный учебнику методический аппарат в виде вопросов и заданий. Не только потому, что небесспорным оказались отбор тем и пропорциональность выделения места для их представления. Не только потому, наконец, что амбициозное название `История Европы` не соответствовало содержанию, в котором нашлось место истории государств только ее западной части. Главная причина оказалась в другом: попав в общеевропейский контекст, `национальные истории` испытали страшный дискомфорт, поскольку утратили идентичность, привычную им в `домашних условиях`, когда любой учебник сознательно-бессознательно пишется с точки зрения того государства или того народа, для детей которого он предназначен.
Национальные учебники истории (независимо от того, является предметом изложения всеобщая, отечественная или иностранная история) всегда адресуются `своим` детям с целью включить их в систему `своих` (национальных, государственных) ценностных координат, всегда пишутся авторами, сидящими на `родной колокольне`. И как только под одной обложкой зазвучали звоны, рожденные на полутора десятках разных колоколен (даже при том, что `звонари` условились руководствоваться общими правилами извлечения звука), ансамбль распался, не успев сложиться, и Европы как живого многочисленного организма так и не возникло.
Оказалось, что ее историю легко можно написать с любой, но в каждом случае одной точки зрения (ведь даже если в содержании представлены разные точки зрения, их объединяет и систематизирует общий контекст), а вот написать единую историю континента одновременно с точек зрения всех располагающихся на нем государств невозможно (по крайней мере на нынешнем культурно-политическом этапе).
Для нас, живущих в постсоветском пространстве, эта ситуация особенно наглядна: достаточно положить рядом современные учебники отечественной истории бывших союзных республик. Мы не найдем в них ни одного события нашей общей истории, которое трактовалось бы хотя бы приблизительно одинаково! Мыслимо ли представить сегодня возможность появления общего учебника истории для этих `народов-братьев`, каковыми они были совсем недавно, судя по учебникам серии `История СССР`?
Можно привести еще более убедительный пример, к тому же не умозрительный, а вполне реальный. Пять лет назад под эгидой Совета Европы был издан общий учебник истории для школ трех стран Балтии - Литвы, Латвии и Эстонии. Его авторами руководили столь же искренние и высокие чувства, что и авторами `Истории Европы`.
Близость исторических судеб стран-соседок, пафос их солидарности в борьбе с восточным гигантом, общность территориально-природной и в известной степени культурно-исторической ниши - все это, казалось бы, становилось залогом будущего успеха. Но и здесь наступил `момент истины`, когда книга пришла в школы, легла на столы педагогической и общественной элиты и... была признана неудачной. В ней было много написано о Литве, Латвии и Эстонии, был неплохой методический аппарат, но не было истории Балтии.
|